Скачать

Подвижнические и гносеологические главы

Преп. Иустин Попович, перевод С.Фонова

1. Как только вопрос коснется человеческой души, перед нами раскинется безбрежный океан ужасающей и Божественной таинственности. А если речь идет о грехе, то здесь немощнейшее человеческое познание приходит в трепет от его непостижимой тайны и силы. Душа человеческая в силу самого своего бытия постоянно как бы переливается через все границы нашего видимого, земного мира и утопает в потусторонних бесконечностях. Но точно также и грех. И одно, и другое — как бы не от этого мира, но от того. На самом деле так оно и есть: душа — от Бога, грех — от дьявола. Когда душа предает себя Богу и живет по Его законам, тогда ее жизнь постепенно преобразуется в рай. А когда душа поддается греху, ее жизнь исподволь превращается в ад.

2. Грех — это единственная неестественная категория в природе человека и космоса. Чужак, чужестранец, незваный пришелец, злодей, мучитель, убийца — вот что такое грех в каждом из нас. Но по своей разрушительности грех — это нечто и более страшное и горшее всего этого. Так что же он такое? Грех, в сущности — дьявол. По непревзойденному определению величайшего благовестника Христова, святого Иоанна Златоуста, "дьявол — это грех". Вот в этом и вся тайна греха, и вся сила греха, и весь ужас греха, и весь ад греха. Нет дьявола без греха, и не бывает греха без дьявола. Даже в самом малейшем грехе скрывается дьявол, бес. Как он ни мал, но это все-таки бес. Ведь дьявол не имеет милости к человеку. Когда грех созреет, он рождает смерть (см.: Иак. 1, 15). Вот конечный ужас греха: смерть. Опыт рода человеческого подтверждает: грех и смерть — это личные силы дьявола. С их помощью дьявол держит грехолюбивых людей в своих отвратительных объятиях. До каких пор? Пока не покаются. Когда человек покается, Бог его спасает.

3. В нашем земном мире огромна тайна беззакония (2 Фес. 2, 7), тайна греха, тайна зла. В противовес тайне добра, вложенной в совесть человека и всегда своим жизненным нервом связанной с Источником всякого добра — с Богом, и причем— с Богом и Господом Иисусом Христом. Им она насыщается, им сохраняет себя в жизни и в своем бессмертии. Как Бог всяческих благ Он и пришел в наш земной мiр, чтобы даровать нам уврачевание от всякого греха, от всякого зла, ибо нет зла вне греха. Как Единый Человеколюбец Он даровал не только врачевство, но и всесильное средство, непогрешимо исцеляющее всякий грех в человеческом естестве. Этим всесильным средством является покаяние. Если человек отвергнет это единственное лекарство, эту единственную вседейственную помощь, человеческое естество неминуемо завлекается в демонизм, в сатанизм, в самое бессмертное царство зла — в ад.

4. Через грех человек ссорится с Богом, враждует и воюет с Ним. Будучи главной дьявольской силой, грех не выносит ни Бога, ни чего-либо Божиего. Поэтому если он зародится в человеческой душе, то постепенно убивает в ней всякое добро: прежде всего — веру, затем молитву, любовь, пост, милость. Своим грехолюбием человек постепенно совершает самоубийство. Нет убийцы страшнее греха. Он вообще убивает все в человеке. Поэтому главная забота пробужденного человека — это убить грех в себе, а тем самым убить в себе и самого дьявола, убивающего нас грехом. Но как убить грех, как убить дьявола? Это может сделать лишь Богочеловек, Господь Иисус Христос, Который для этого и стал человеком. И делает Он это через нашу веру в Него, любовь к Нему, через наше покаяние перед Ним и нашу обращенную к Нему молитву.

5. Жизненный путь человека еще на земле простирается от ада до рая, от дьявола до Бога. В этом — и человеческое бессмертие, и вечность. Нераскаянный грех еще здесь, на земле, становится для человека невыносимым мучением: адом, бесконечным и безмерным адом. Гнев — один ад, гордость — другой, зависть — третий, сребролюбие, похоть, злоба — ад, ад, ад. Ибо в каждом грехе таится свой демон, а в каждом демоне — его собственный ад. Это происходит всегда, когда человеческой душой завладеет какой бы то ни было грех. Спасение души от этих адских мучений — одно, только одно: верою и собственным покаянием ввести в свою душу досточудного и всемилостивого Господа Иисуса Христа, разливающего по душе вечный райский мир и бессмертную радость. Только так человек обретает себя истинного, себя бессмертного, себя вечного.

6. Лишь Евангелие Христово знает в полноте тайну греха, природу греха и все, что он скрывает в себе. Евангельский блудный сын — совершенный пример раскаявшегося грешника (см.: Лк. 15, 11—32). Через его свободную волю в его жизни участвуют земля и небо, дьявол и Бог, рай и ад. Грех постепенно истощает человека, лишает его всего Божиего, парализует в нем все божественное и устремленное к Богу, пока наконец не ввергнет его в зловонные объятия дьявола. И тогда он пасет свиней своего господина — дьявола. А свиньи — это страсти, всегда ненасытные. И такая жизнь — это не что иное, как безумие, ис-ступление из себя, лишение разума. Ибо в потрясающей притче Господь говорит о блудном сыне: Пришед же в себя (Лк. 15, 17). Как? Покаянием. Да, человек от греха становится безумным. Каждый грех, даже малейший — это всегда безумие души, выход души из себя. Покаянием человек возвращает себе разум, приходит в себя. И, придя в себя, он сразу же вопиет к Богу, бежит к Нему, взывает к небу:Отче! согрешил против неба и пред Тобою (ср.: Лк. 15, 21). А Отец Небесный? Он всегда безмерно человеколюбив: увидев сына, спешащего к Нему с покаянием, Он сжалился над ним, побежал навстречу, обнял его и начал лобызать. И приказал Своим небесным слугам, святым Ангелам: Принесите лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги; и приведите откормленного теленка и заколите: станем есть и веселиться, ибо этот сын мой был мертв и ожил, пропадал и нашелся. И начали веселиться (Лк. 15, 22—24). Так бывает с каждым и ради каждого кающегося грешника: ликование на небе всечеловеколюбивого Господа Бога и всех святых Ангелов.

Раскаянный грех приводит покаявшегося грешника в объятия Бога, в вечное Царство любви нашего Небесного Отца. Нераскаянный же грех рождает в душе человеческой ад, чтобы затем низвергнуть его в вечный ад дьявола.

Господи, дай нам покаяние.

7. Только ум, очищенный от страстей и греховной тьмы и освященный благодатью Святого Духа, может ощутить, постигнуть и возлюбить святое и жить им и для него. Лишь чистые могут познать Единого Чистого. Блажени чистые сердцем, яко тии Бога узрят (Мф. 5, 8), — узрят прежде всего в святых, ибо Он в святых почивает. И узрят все божественное, рассеянное по всей твари Божией.

Каждый святой — Богоносец, в той самой полной мере, в какой это доступно человеку: ибо он Богом живет, Богом мыслит, Богом чувствует, Богом хочет, Богом делает. В нем — все от Бога, в Боге, ради Бога. Святые — это самое ясное, самое полное, самое совершенное Бого-явление, и потому — самое убедительное. Богочеловек Христос — совершенное Богоявление в образе человеческом: видимый образ Бога невидимого (см.: Кол. 1, 15). А Им и с Его помощью, в большей или меньшей мере, — и все Христо-носцы, прежде всего святые. Чем чище сердце и ум человека, тем более он чувствует и видит. Упорный грешник этого не замечает, ибо не видит, потому что грех ослепил очи его души, и очи сердца, и очи совести, так что он видя не видит, слыша не слышит, умствуя не разумеет. Поэтому люди так соблазняются святыми вообще.

8. Человеческая мысль, если она не завершится Богом, останется усеченной, незаконченной: она постепенно иссушается, увядает, пока наконец не увянет совсем. То же самое относится и к человеческому чувству. Если оно не прикоснется к Богу, то также быстро поблекнет, замрет, пока напоследок не умрет совершенно. Этот закон действует и для человека в целом. Если его бытие не приведет его к Богу, то он остается ущербным, недовершенным; в нем постепенно умирает все великое и возвышенное, а остается мелкое и ничтожное.

Религиозность — это длительный процесс, в котором участвует весь человек со всем тем, что его делает человеком. Человек во всех своих религиозных переживаниях — это психофизическое существо. Бог стал человеком и явился как Богочеловек. Идеальное совершенство психофизического пребывает в Богочеловеческом: Слово стало плотию (Ин. 1, 14).

9. Знание и вера. Между ними клокочут бесчисленные мучения, страдания человеческого духа (см.: Еккл. 1, 13—18). Если что и доставляет мучение человеческому духу, то это знание. А также и вера? Да, и она. Здесь бесконечное число крушений. Но и спасенных. Знание и вера естественны и логичны по некоей тождественной силе. В сущности своей все знание основано на вере. На вере, если наше знание — нечто здравое, логичное, нормальное, достоверное. Мы приемлем мiр таким, каким он представляется и кажется нашим органам познания, потому что веруем в наше человеческое познание, которое по природе своей является и невидимым, и неосязаемым.

Вера как орган познания постигает сущее выше разума и выше понимания для чувственного человеческого познания. Она имеет свое око, зрящее незримое. Но и взгляд веры, и познание веры простирается до известных границ. И тогда находящееся выше понимания хотя и оказывается непостижимым, но все-таки приятно, мученически приятно для верующей души.

Религиозное познание — это естественное познание, продолженное и расширенное верою и благодатью в сверхъестественное, но никак не в неестественное. Оно настольно над-рационально, что часто кажется иррациональным. Ведение о Боге проистекает из вложенного в нас религиозного чувства, или религиозной интуиции, а более всего — по благодати Богочеловека Христа.

10. Мудрости жизни научает философия Духа Святого, ибо она — мудрость и знание, благодатная мудрость и благодатное знание о природе существ; а средоточие этой мудрости — это знание Божественного и человеческого, видимого и невидимого. Философия Духа Святого — это в то же время моральная творческая сила, умножающая в человеке — через уподобление Богу в подвиге благодатного совершенствования — божественную мудрость о Боге, мiре и человеке. Этот этический характер православной философии подчеркивает святой Иоанн Дамаскин: "Философия — это уподобление Богу — homoiwsis Thew"; поэтому она — "искусство искусств и наука наук — tehne tehnwn, epistheme episthemwn". Как животворная философия Духа Святого она — единственное искусство, которое из многосоставного и весьма сложного человеческого существа может изваять богообразную и христообразную личность; как наука Духа Святого она — единственная наука, могущая самолюбивое и пораженное смертью творение, именуемое человеком, научить препобеждать смерть и приобретать бессмертие. Поэтому православная философия — это "искусство искусств и наука наук".

11. Тайна Истины — не в вещественном, не в идеях, не в символах, а в Личности, в Личности Богочеловека Господа Иисуса Христа: Я есмь Истина (Ин. 14, 6), Истина совершенная, никогда не умаляющаяся, никогда не изменяющаяся, всегда одна и Та же в Своей совершенной полноте, всегда одна и Та же: вчера, сегодня и во веки Та же (см.: Евр. 13, 8). Все прочие истины источаются из Нее, как лучи из солнца, поэтому они бессмертны и вечны. Все догматы составляют, по существу, одну-единственную Истину: Богочеловека Господа Христа. Все они ведут к Нему, ибо исходят из Него; все они приводят к Нему, подобно тому как каждый солнечный луч приводит к солнцу.

12. Святые догматы — это вечные и спасительные Божественные истины: по животворящей силе Троичного Божества, от Которого они и проистекают; и в них — вся сила новой жизни по Христу, вся сила благодатной евангельской морали. Они поистине — глаголы вечной жизни. В силу того самого, что они — слова Христовы, которые суть дух и жизнь — Pneuma esti kai zwe estin (Ин. 6, 63. 68). Новая жизнь во Христе вся соткана из догматических истин святого Откровения Святой и Животворящей Троицы.

13. Вечные догматические истины являются предметом веры; а вера — это подвиг, объемлющий всю человеческую личность, а тем самым — и разум человека. Вера — тем вера, что вечные догматические истины Евангелия она претворяет в жизнь человека. Все евангельские добродетели во главе с верой — это небесный хлеб вечной жизни, питаясь которым, человек вводит себя в бесконечность, освящается, становится бессмертным, причащается благодати, совершенствует себя до конечных пределов своего богоподобия. Благодатная жизнь человека в Церкви неминуемо становится источником познания вечных догматических истин. Переживая их как сущность своей жизни, человек постигает их истинность, необходимость и спасительность для человеческой личности вообще. При этом можно ввести евангельский принцип и правило, евангельский категорический императив: "Твори, чтобы познать". Ибо в этом смысл слов Спасителя: Кто хочет творить волю Его, тот узнает (gnwsetai) о сем учении, от Бога ли оно (Ин. 7, 17).

14. Все присущее Богочеловеку Христу осуществимо, воплотимо. Ибо в Господе Христе нет ничего абстрактного, ничего нереального; Его единственность заключается в том, что Он — воплощенный Бог и что в Нем как Таковом воплощены все Божественные истины. А если воплотился Бог и с Ним все Божественные истины, то значит, все они осуществимы, воплотимы в сфере человеческой жизни, и причем — в границах времени и пространства. Об этом свидетельствует весь Новый Завет и вся история Христовой Церкви и ее святых.

15. Так называемые логические доказательства бытия Бога: космологическое, телеологическое, онтологическо-психологическое, историческое, моральное и многие другие, сформировавшиеся с течением времени в религиозно-философском рационализме, — не могут в догматике Православной Церкви иметь ценности действительных доказательств, так как они основаны на принципах относительного, ограниченного, зараженного грехом разума и чувственных восприятий человека; истина же о бытии Бога не является для Церкви и Откровения логическим предположением, требующим доказательства посредством логических силлогизмов; напротив, она — истина, открытая Богом и потому несомненная. Как Божественная реальность и данность эта Истина не зависит от доказательств и логических обоснований разума. Логические доказательства насколько открывают Бога, настолько Его и сокрывают.

16. Человеческое сознание имеет в себе нечто божественное. Оно настолько таинственно и загадочно в своей непосредственной данности, что никто меньший Бога не мог дать его человеку. В своей самой внутренней сути человеческое самосознание — это Бого-сознание. Ибо сознание, в сущности, — это дар Божий человеку. Человек не мог бы осознавать себя, если бы это не было ему дано от Бога.

17. К истинному и реальному Богопознанию и самопознанию человек приходит лишь путем деятельной любви. Любя Бога и людей, человек реально и опытно познает, что его душа является бессмертной и носит в себе образ Христов. Опыт деятельной любви как путь Богопознания и самопознания — это то чудесное благовестие, которым Богочеловек Христос одарил род человеческий. Шествуя по этому пути, человек быстрее всего обретает и Бога, и себя самого. А на беспутьях ненависти человек легко теряет и себя, и Бога. Возвещенный и опытно воплощенный Богочеловеком, этот путь Богопознания и самопознания навсегда остался методом православной гносеологии.

18. В Богочеловеке Христе есть нечто высшее истины, благости и красоты. Он не только все это в абсолютном смысле, но и превосходит все это. В этом — Его исключительная притягательность. Все наилучшее в душе человеческой Христос привлекает к Себе неким неодолимым действием любви. Он дает человеческой душе все то, чего ей не могут дать ни "абсолютная истина", ни "абсолютное благо", ни "абсолютная красота", взятые особенно в их метафизической субстанциональности или логической оправданности.

19. Лишь один путь ведет к познанию Вечной Истины — это любовь. Приобретая любовь, которая есть сущность Божия, человек реально соединяется с Богом и таким образом приходит к совершенному познанию Вечной Истины. Любовь исполняет человека Богом. По мере исполнения себя Богом человек и познает Бога. Исполняясь Богом, человек просвещается, освящается, обожается и так становится способным к истинному познанию Бога. Путем усвоения и опытного переживания первой и большей заповеди — любви (Мф. 22, 37—39) — человек становится причастником Божеского естества (ср.: 2 Пет. 1, 4). Божественная сила любви вводит всецелого человека в процесс обожения: у него обожается сердце, душа, ум и воля; и все человеческое живет Богом, чувствует Богом, мыслит Богом, хочет Богом. При этом тайны Божества открывает ему Дух Cвятой, Божьего никто не знает, кроме Духа Божия (1 Кор. 2, 11). А Дух Святой — это "Дух любви" и "Дух премудрости и разума", то есть Дух истинного ведения и Богочеловеческого познания.

20. Богочеловек соделал любовь сущностью и путем к познанию Бога и человека. Любовь — это не только чувство, но и сущность духа, души и воли. Она — главная творческая сила, которой новозаветная личность устрояет себя. Тайна изумительной Личности Христовой заключена в любви; в любви — и тайна новозаветной гносеологии. Богочеловеческая любовь — это новый путь познания. Ее категорический императив гласит: "Люби, чтобы познать". Истинное знание во всем зависит от любви: оно начинается в любви, растет любовью, достигает совершенства с помощью любви. "Я люблю" значит — "я знаю". Знание — это источение любви. Вся философия познания содержится в философии любви. Если человек любит той любовью, которая подобна любви Христовой, то он — истинный философ, ибо знает тайну жизни и мiра. "Бог есть любовь"; и человек любовью становится человеком.

21. Когда христообразная личность обратит свою душу к твари, то вся проникается состраданием и молитвой. Она любит всю тварь, любит ее состраданием и молитвой. Христообразная личность и восприемлет всю тварь не прямо, не собою, а через посредство Христа. Она приступает к твари Христом; смотрит Его оком, чувствует Его сердцем, мерит Его мерою. И так под корой греха она открывает безгрешную сущность твари.

Христообразная личность, путеводимая Христом по тайнам всего сотворенного мiра, зрит Слово и Логику космоса и всякую тварь приемлет из руки Творца. Рассматриваемая в зеркале ее души, заболевшая тварь предстает в своей словесной безгрешности и красоте. Христообразной душе открывается последняя тайна твари, ибо она любит тварь. А возлюбленный всегда открывает свою тайну любящему. Христообразная личность взирает на природу не как на дикое чудовище, которое нужно немилосердно укрощать или побеждать (завоевывать, покорять), а как на больного, который нуждается в нежном милосердии, сострадании и любви. Для нее природа представляет собой не бездушную материю, требующую грубого обращения и безотчетного использования, а изящнейшую тайну Божию, которую следует молитвой миловать и любовью изучать. "Любите все создание Божие, и целое, и каждую песчинку. Каждый листик, каждый луч Божий любите. Любите животных, любите растения, любите всякую вещь. Будешь любить всякую вещь, и тайну Божию постигнешь в вещах. Постигнешь однажды и уже неустанно начнешь ее познавать все далее и более, на всяк день. И полюбишь наконец весь мир уже всецелою, всемирною любовью" (Достоевский, "Братья Карамазовы").

22. Проницательным оком своей молитвенной любви христообразная личность видит нетленную истину всякой Божией твари и обретает ее истинное место в логосной гармонии мира. Поистине "всякое творение Божие хорошо", и ничто не обречено на отвержение, если приемлется молитвенной любовью, ибо освящается словом Божиим и молитвою (1 Тим. 4, 4—5).

Для чистых все чисто; а для оскверненых и неверных нет ничего чистого, но осквернены и ум их и совесть (Тит. 1, 15). Для неверующего ума Ивана Карамазова все — дикий, проклятый и дьявольский хаос; для соединенного молитвою со Христом ума старца Зосимы и ума других любящих Христа героев Достоевского все — сладчайшая тайна Божия, только с горькой примесью греха; изгони грех — и все сразу же станет дивным и величественным. Лишь в Богочеловеке Христе вся тварь, видимая и невидимая, обретает свою вечную и абсолютную значимость, ибо все Им и для Него создано (Кол. 1, 16). В воплощенном Боге Слове всякая тварь обретает свою первозданную красоту, святость и безгрешность.

23. Во всей твари нет ничего страшнее человека. Ибо он непостижимо простирается в бесконечность. Голова идет кругом у всех творений, имеющих силу мыслить о человеке. Философия о человеке трудна и для ангельских умов, печальна и для сердца Херувимов. Нигде нет конца человеческому бытию. Если же и есть конец, то этот конец — бесконечность. Горьки и ядовиты бесконечности человека. Кто не отравился ими, как только их почувствовал и чувством познал? Если ты с многострадальным Иовом посетил человеческие бесконечности, твое сердце должно было растаять от боли. Если ты их посетил с Шекспиром, то должен был впасть в безумие и опереться своей измученной душой — на чье плечо?..

Будем искренними до конца: если бы досточудный Господь Иисус Христос не воскрес и светом Своего Воскресения не осиял и не наполнил смыслом человеческие бесконечности, кто бы Творца такого существа, каковым является человек, не посчитал ненавистным мучителем?.. Но Единый Сладчайший кротко идет от одного до другого сердца, и Божественной нежностью услаждает горькую тайну человеческого бытия, и Собою заполняет его бесконечности. Поэтому для Христова человека любезны все человеческие бесконечности. Для него нет страха перед ними, так как все они исполнены Божественным Словом (Логосом), Божественным смыслом, Божественным все-смыслом. Ибо центр человеческого существа — в воскресшем и вознесшемся Господе Иисусе Христе, сидящем одесную Бога (см.: Кол. 3, 1). С воскресшим Богочеловеком бессмертие и вечность стали новой категорией человеческой жизни. Христиане тем христиане, что живут силою воскресения и по законам воскресения (см.: 1 Кор. 15, 29—34). А это значит, они живут вечностью и ради вечности, ибо и тело, и душа сотворены для вечности, для богочеловечности.

24. Человек — это единственное существо среди всей твари, распростертое от рая до ада. Размах человеческих мыслей, человеческих чувств, человеческих настроений превосходит и ангельский, и дьявольский: превосходит ангельский, так как человек может ниспасть до дьявола; превосходит дьявольский, так как человек может возвыситься до Бога. Человек — всегда вечное существо, хочет ли он того, или нет. По всему, что ему присуще, струится некая загадочная вечность. Самим своим бытием человек предназначен к бессмертию и вечности. Только это бессмертие, эта вечность могут быть двоякими: добрыми или злыми, Божиими или дьявольскими. Человеку оставлена свобода и право выбора между этими двумя бессмертиями, между этими двумя вечностями.

Когда начинается бессмертие человека? Начинается с его зачатия в утробе матери. А когда для него начинается рай или ад? — Начинается с его свободного выбора Божественного добра или дьявольского зла, Бога или дьявола. И рай, и ад для человека начинаются здесь, на земле, чтобы после смерти продлиться в той жизни на том свете. Что есть рай? — Рай есть чувство Бога. Если человек чувствует Бога в себе, он уже в раю. Где Бог, там и Царство Божие, там и рай. С тех пор как Бог Слово сошел на землю и стал человеком, рай стал самой непосредственной человеческой реальностью. Ибо где Господь Иисус Христос, там и рай. Поэтому святой Иоанн Кронштадтский говорит: "Когда Бог будет во всех мыслях, желаниях, намерениях, словах и делах человека, тогда приходит к нему Царствие Божие; он во всем видит тогда Бога: в мiре мысли, в мiре деятельности и в мiре вещественном" ("Моя жизнь во Христе").

25. Сделать мысль причастной Божественному все-смыслу, Божественной логосности — значит преобразить ее в Бого-мысль. Также и чувство; если оно станет причастным Божественному все-смыслу, то преобразится в Бого-чувство. А Бого-мысли и Бого-чувства подобны Ангелам. Душа, исполненная ими, полна Ангелов. Это и делает ее раем. Постоянно чувствовать и постоянно сознавать Божественную логосность и божественную всезначимость мiра — это и есть рай для человеческой души. Не иметь этого чувства и этого сознания — ад для души. Постоянство и бессмертие в чувстве и осознании Божественной логосности мiра характеризует Ангелов и святых. Полное отсутствие этого чувства и этого сознания характеризует демонов и людей, закореневших во зле. Колебания в этом чувстве и в этом сознании — удел человеческой полу-веры. Рай состоит в постоянном и бессмертном чувстве и сознании Божественной логосности мiра. А ад — в полном их отсутствии; дьявол тем дьявол, что абсолютно и вечно отрицает логосность и логичность мiра. Для него — все бессмысленно, все неразумно, поэтому все нужно уничтожить. А человек поставлен на полпути между раем и адом, между Богом и дьяволом.

26. Каждая мысль и каждое чувство исподволь отводит души или в рай, или в ад. Если она словесна (логосна), то такая мысль связывает человека с Богом Словом, со Все-смыслом, со Все-ценностью; а это уже рай. Если же она исполнена бессловесия и противится Слову, то неминуемо связывает человека с бессмысленным, с лишенным смысла — с дьяволом; а это уже ад. Относящееся к мысли относится в той же мере и к чувству. Все начинается отсюда, с земли: и человеческий рай, и человеческий ад. Человеческая жизнь на этой планете — это грандиозная драма: здесь постоянно сталкивается преходящее с вечным, смертное с бессмертным, зло с добром, дьявольское с Божиим.

27. В конечном итоге, невидимое — это сердце видимого, суть видимого. Будем искренними, все три мiра: и космос, и земля, и человек — представляют собой некие невидимые силы, облеченные в материю. Видимая природа — это материальная проекция нематериальных, невидимых мыслей ("логосов") Божиих. А человек — это то же самое и нечто намного то превышающее: человек — это видимая проекция невидимого образа Божия.

Любая вещь в мiре сем — это как бы рамка, в которую Бог заключил какую-либо Свою мысль. А все вещи вкупе составляют роскошную мозаику мыслей Божиих. Шествуя от одной вещи к другой, мы как бы посещаем одну за другой Божии мысли, Божии начертания, во всей свежести и первозданности написанные на вещах. И идя от одного человека к другому, мы в каждом из них зрим образ Божий во всей его неповторимости. Ибо тогда как Бог в вещах заключил Свои мысли, в человека Он вложил Свой образ. Сказано в Святой Книге: И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его (Быт. 1, 27). Поэтому каждый человек — Бого-носец от утробы матери своей. Но образ Христов в душе своей человек разрушил грехом, помрачил страстями, обезобразил пороками. И чудный лик Христов он вымазал черной смолой страстей и отвратительным гноем сластолюбия. Но Премилостивый Господь Иисус Христос потому и стал человеком, "да Свой паки обновит образ, истлевший страстьми" (Догматик, глас 4). Он стал человеком, чтобы напомнить человеку о присущем ему образе Божием, о его Божественном происхождении и чтобы этот образ Божий в нем очистить от смрадного ила греха, от черной смолы страстей и омерзительного гноя похотей. Он, бесплотный Бог и Господь, восприемлет на Себя человеческую плоть и в нее заключает Свое Божество, чтобы показать людям, что плоть — рамка образа Божия (иконы Божией). Он, неописанный Бог и Господь, воплощается и в воплощении описывает Себя, написует Себя. Невидимый Бог, воплотившись, соделывает Себя видимым; неописанный Господь, воплотившись, описывает Себя плотию. Соединив в Себе Бога и человека, Господь Иисус Христос обновил образ Божий в человеке.

28. Лишь в Личности Богочеловека обрела свою значимость и личность каждого человека вообще. Ибо сущность личности каждого человека содержится в образе Божием. По учению и опыту Богочеловеческой Церкви, Церкви Православной, самое главное — это найти образ Божий в человеке. Если ты найдешь его в человеке, то ты обрел его непреходящую ценность, его абсолютность, его незаменимость, его бессмертие и вечность. Часто образ Божий в человеке покрыт илом сластей и струпьями пороков, заглушен тернием страстей и грехов. Но предназначение православного христианина — счистить все это с образа Божия в душе человеческой, чтобы этот образ вновь заблистал своей божественной красотой. Если ты сделаешь это, то возлюбишь человека и во грехе его; ты никогда не будешь отождествлять грех с грешником и преступление с преступником; ты всегда сможешь отделить грех от грешника, осудить грех и помиловать грешника, как это сделал Христос с грешницей в Евангелии (см.: Ин. 8, 3—11). Вот, всемилостивый Господь осуждает грех, но не осуждает грешницу. Он как бы говорит: "Я не осуждаю твою богообразную душу, но осуждаю твой грех; ты — не то же самое, что и грех; в тебе есть божественная сила, могущая освободить тебя от греха"; иди и впредь не греши (Ин. 8, 11).

29. Сколько бы человек ни был влюблен в бури и грозы, он все-таки возжелает хотя бы на короткое время успокоиться в некоем тихом пристанище, где время не воюет с вечностью. Тогда его мысли, услажденные любовью от частых молитв, утонут в бесконечных лазурных глубинах. И всю его душу зальет одно желание: все свои мысли навсегда превратить в вековечные молитвы. Ибо мысли, не выливающиеся в молитву, — это сеятели бури, вызыватели грозы, творцы бунта. То же самое относится и к чувствам, если они не преобразуются в молитву.

Проклятие для человека — мысль, не желающая преобразиться в молитву, завершиться молитвой. Ужасно невыносимо иметь мысли, которые пред мистерией мiров не переходят в молитвенное возбуждение и восхищение. Нет ничего изумительнее тех мыслей, которые при воззрении на Божии мiры неощутимо вырастают в молитву.

30. Всему земному присуще нечто небесное; во всем естественном присутствует нечто сверхъестественное. В пшеничном зерне заключена частичка неба, ибо пока оно составилось, много небесного света, теплоты и лазури в себя впитало. Что-то звездное присутствует во всех растениях, во всех животных, во всех минералах, а тем более — во всем человеческом. Все в этом земном мiре судьбоносно связано с тем небесным мiром. Бесспорна истина: земля держится небом и существует небом; земля и все, что на ней. Одна и та же Сила содержит в бытии небесный и земной мiр, естественное и сверхъестественное, видимое и невидимое. Переход естественного в сверхъ-естественное и сверхъестественного в естественное весьма таинствен и загадочен, он не подлежит контролю человеческого пытливого духа. Через невидимые протоэлектроны и фотоны совершается переливание над-естественного в естественное, невидимого в видимое. А через таинственные фотоны души осуществляется переливание световых логосных сил Бога Слова (Логоса) в человеческое существо. Так, на самом деле нет четких границ между сверхъестественным и естественным, между невидимым и видимым. Во всем земном — много небесного.

31. Философия — это своего рода мученичество. Здесь мысль скитается по темным безднам и диким ущельям небытия и все-бытия. Поэтому философы — по большей мере печальные и — увлеченные люди.

Философы — часто и трагичные люди. Ведь их мысль долго и упорно штурмует космические тайны, пока наконец, подобно подстреленной птице, не упадет перед их последними твердынями.

Философы — иногда и отчаянные люди. Ибо мысль заводит их в такие лабиринты, из которых нет ни возврата назад, ни выхода впереди.

Философы — по временам и бунтующие люди. Ибо мысль у них возмущается при виде пугающей загадочности мiра сего.

Философы — иногда саркастичные люди. Ибо их мысль не в состоянии найти ту каплю нектара, которая скрывается в соцветиях одушевленной и неодушевленной твари. И они питают себя горькой листвой грозных тайн, так обильно и буйно произрастающих на лугах наших печальных земных реальностей.

32. С ними, с философами, я в караване, блуждающем по бескрайним пустыням. И нам недостает воды, чтобы мы освежили душу, так как мысль наша утомилась, чего-то алчет и жаждет. И мы вкушаем песок и упиваемся им. О, сланые, горькие, страшные тайны, подобные песку... Скорбь это — быть философом. Ибо ты — в караване, который никак не может выйти из пустыни. Здесь человеческая мысль наконец в страшных мучениях издыхает от голода и жажды. А человек? — Отчаянное печальное существо, завершение серого песчаного холмика своего путевождя — мысли.

Впрочем, для человеческой мысли, измученной в пустыни мiра сего, все-таки существует один выход. Да, только один выход! Это — Он, Богочеловек Христос. Он, Который мысль человеческую завершил Богом, Творцом мысли; Он, Который мысль человеческую, эту весть, преисполненную горечи, превратил в благо-вестие; Он, Который человека, это самое трагическое существо, совершил и до-вершил Богом. Он — чудесный и чудотворный Богочеловек: Бог человеческой мысли, Логос человеческой мысли, Логика человеческой мысли, Смысл человеческой мысли.

33. Разве человеческая мысль не есть самое кровожадное чудовище, если не завершится и не усовершится Логосом мысли, Логикой мысли? Без Логоса мысли, без Смысла мысли человеческая мысль — это великая бессмыслица. Вы должны были это почувствовать, если серьезно размышляли о том, что такое мысль. Знаете, от такого размышления о природе мысли кровь стынет в жилах и мысль начинает как бы бредить и выходит за границы здравого рассудка. Истина, по-человечески реальная истина: лишь с Богочеловеком и в Богочеловеке человеческая мысль становитсяигом благим и бременем легким (ср.: Мф. 11, 30). Только Богочеловек открыл истинный путь для человеческой мысли — путь, ведущий в бессмертное совершенство и вечную жизнь. Этот путь заключается в следующем: человеческая мысль Богочеловеческими средствами должна развиться в Бого-мысль, человеческое чувство — в Бого-чувство, человек — в богочеловека по благодати.

34. Разум, живущий и выражающий себя во грехе, лукавстве и смерти, — это наказание Божие. Большой разум — большое наказание. С разумом, но без доброты и нежности человек — совершенный демон; ведь и демон — это большой разум без единой крупицы доброты и любви. Но и человек — то же самое, если у него нет этой любви и доброты. Человек разумный без доброты и сострадания — это ад для души и сердца, ад для всего человечества. Он разрушителен и саморазрушителен. По слову Святого Евангелия, расточи гордыя мыслию сердца их (Лк. 1, 51).

35. От каждого евангельского подвига в душе возникает как бы новое око, а от многих подвигов — многие очи, которыми душа смотрит и видит незримо и богочеловеческим судом оценивает все события в себе и в окружающем мiре. Если человек подвизается в евангельском милосердии, то в его душе должно засветиться око, которое бы пристально взирало на все Христово и денно и нощно искало вечного и Богочеловечного. Если он подвизается в евангельской любви, евангельской молитве, евангельском посте и в прочих евангельских добродетелях, в его душе умножаются очи, взирающие на невидимое и зрящие Незримого. Лишь в подвиге евангельских добродетелей у человеческой души отверзаются очи на все Божие и вечное в мiре временного бытия. Если душа не стяжает в себе евангельские добродетели, то остается слепой ко всему бессмертному и вечному и на этом, и на том свете (см.: 2 Пет. 1, 3—9).

36. Наше — это возрастить и выпестовать в себе все вечное и Богочеловечное: развить в себе чувство и сознание вечной жизни до конечных границ. Для того Бог Слово и стал человеком, чтобы нас, людей, научить приобретать вечную жизнь в этом тленном мiре. Наша вера — это не что иное, как непрестанная борьба за вечную жизнь, непрестанное мученичество за вечную жизнь (см.: 1 Тим. 6, 12). А земля — это поле битвы и место мучений (martyrion), на котором мы претерпеваем муки и подвизаемся за вечную жизнь. В этом — наше призвание (см.: 1 Тим. 6, 12). Мыслящий иначе — не Христов.

37. Нельзя выбрасывать из ума: человек лишь тогда становится способным рассматривать и познавать самого себя и окружающий мiр с Божией точки зрения, оценивать его глазами Христа, измерять Богочеловеческой мерой, если он сам благодатными подвигами евангельской веры со-воплотится Богочеловеку Христу, станет сонаследником, составляющим одно с Ним тело (ср.: Еф. 3, 6), составной частью Его Богочеловеческого Тела — Церкви. Другими словами, если он воцерковится (войдет в соборную полноту Церкви) всем существом своим, всею душею своею, всем сердцем своим, всею силою своею и если он станет одно с соборною полнотою Церкви, со Христом, так что на мiр будет смотреть святыми глазами Духа Св